Курьер из Гамбурга - Нина Соротокина

– Я говорю с вами, как с шотландским мастером, – продолжал Виль. – Истинные масоны возникли еще во времена Крестовых походов, а наш «Капитул избранных братьев Иерусалимского рыцарского ордена» был организован после Семилетней войны графам Клермоном, поэтому он и называется «Клермонским капитулом». Помимо низших степеней у нас есть еще высшие степени, которые разбиваются на три класса: всадников, оруженосцев и союзников. Вы слышали об ордене «Белого орла»? Все это вы узнаете дома. Если задание будет выполнено, вы будете сразу посвящены в высшую степень. А высшая степень – это не только копание в собственной душе, не только самоусовершенствование. Это еще борьба, жестокая борьба за высшую справедливость. И вы должны помнить, что принадлежите нам и общему делу до последней капли крови.

Глафира преданно смотрела на Виля и думала: «Как ты наивен, мой господин! Неужели ты и вправду веришь, что я ради вас буду жертвовать жизнью?».

– Может быть, приступим к главному? – сказала она, поймав паузу в длинной тираде. – Уже темнеет. И потом, я не новичок.

– Моя ложа видит высшую правду в том, что трон русский должен принадлежать не Екатерине, а сыну ее Павлу, – сказал Виль тем же тягучим назидательным тоном. – Наследник подрос. Смена власти выгодна не только России, но и Пруссии. Здесь наши интересы совпадают.

– Это и есть высшая справедливость?

– У Петербурга были всегда дружественные отношения с Пруссией. Покойный император Петр III был большим другом Фридриха. Долгое время и государыня Екатерина придерживалась этой же политики. Но сейчас есть сведения, что Россия решила поменять ориентацию. Это случится не завтра, но Екатерина не единыжды высказалась в пользу более тесных отношений с Австрией.

– Но я-то здесь при чем?

– В России есть умные, просвещенные люди, которые всеми силами души своей, а также своим оружием, хотят помочь великому князю Павлу занять трон.

Будь Глафира мужчиной, она сразу поняла бы, в сколь опасную игру пытается вовлечь ее Отто Виль. Если ты патриот, а если не патриот, то хотя бы не дурак, и если заходит речь о государственном перевороте, то по всем человеческим понятиям ты должен сразу обратиться куда следует и донести на чужеродных негодников, которые так беспардонно вмешиваются в дела России. Но Глафира была всего лишь девицей, затесавшейся по воле судеб в мужскую компанию. Какое ей дело до этих мужских дел? Весь разговор в карете казался ей игрой, сродни трагедий, разыгранных на театральных подмостках, поэтому она не ужаснулась услышанному. Ей даже интересно было, до каких высот поднимется фантазия неуемного господина Виля.

– Вы должны войти в сношение с этими людьми. Войти к ним в доверие, а после этого сообщить, что они могут рассчитывать на нашу помощь … моральную и денежную.

– Нашу – это чью? Пруссии?

– Зачем повторять, когда и так все ясно. Нам известно, что Павел на троне намеревается придерживаться оборонительной политики.

– Но как же я выйду на этих людей, умных и просвещенных?

– Я уже говорил вам, что надо вращаться в свете. Для начала я назову вам несколько лиц, – он начал перечислять.

– Да разве я запомню? Вы дайте мне список.

– Нет, мой дорогой. Отныне вашей записной книжкой должна стать память.

Но Глафира уже плохо слышала назидания Виля. Две фамилии из перечисленных она запомнила сразу. Капитан Наумов, старый знакомец! Другая фамилия была более интересна – Федор Бакунин. Неужели это тот самый Бакунин – сынок Варенькиного опекуна? Теперь Глафира смотрела на предложенное Виля другими глазами, в этом деле обозначалась ее личная заинтересованность.

– Кстати, Федор Бакунин был на прошлом обеде. Он сидел прямо против вас и отлично пел.

– Это такой красивый, с бровями? – она очертила в воздухе две дуги.

– Ну, разумеется с бровями, – удивился Виль. – Красивый? Не нахожу. Но одет великолепно. Серый камзол от французского портного. Вольные каменщики не одобряют щегольство, но Бакунину все прощают. Он общий любимец. Я хотел облегчить вам задачу и познакомить вас на обеде, но передумал. Этому щеголю не обязательно знать, что мы знакомы.

– Это тот Бакунин, который случит секретарем у Панина?

– Именно. С Никитой Паниным вам тоже не мешает завести знакомство. Это очень разумный молодой человек, европеец по складу ума. Вы найдете с ним общий язык.

– Не найду. Познакомиться с ним мне совершенно не по силам.

– Вы справитесь. Кроме того, у вас будет помошник. Им станет сам Бакунин. Дело в том, что Федор Бакунин игрок и мот. Совсем недавно он разбогател, получив от своего начальника изрядный куш.

Далее последовал рассказ об удивительной и скандальной расточительности Панина. Глафира слушала, раскрыв рот от удивления. Рассказ ее обрадовал. Люди любят сказочные истории о внезапно обретенном богатстве, но Виль тут же ее и разочаровал.

– Я думаю, что при его образе жизни, Бакунин скоро пустит свое богатство по ветру. Если уже не пустил. А мы загодя перекупили его старый вексель на огромную сумму денег. Если вы предъявите этот вексель в нужный момент, я думаю, он будет у вас в руках. Даже если у него будут деньги, мы рассчитываем на его душевную слабость. Человек легко берет в долг, но отдает всегда с большим скрипом. Вот вексель. Ознакомьтесь с ним.

– Я не возьму, – Глафира отодвинула руку Виля.

– Это почему же?

– А если я не смогу предъявить этот вексель Бакунину? Вы сами говорите – огромные деньги.

– Полно ребячиться! Если вексель не понадобится, вы вернете его в Гамбурге Розенбергу. И вот еще…

Далее Глафире был вручен объемистый кошелек.

– Можете не пересчитывать. Здесь пятьсот тридцать рублей.

– Эти деньги я должен буду вручить заговорщикам?

– Нет, это на ваши расходы, – свежо и снисходительно рассмеялся Виль. – Если наше участие в предприятии подтвердиться, мы снабдим верных долгу людей куда более крупной суммой денег.

«Господи, неужели этот простак не потребует у меня даже расписки», – с негодованием подумала Глафира и тут же услышала:

– В подтверждение получения денег и векселя поставьте свою подпись.

Виль вытащил из бокового кармана кареты дорожную чернильницу с пером, положил на колени Глафиры деревянную доску-подставку и развернул сложенную вчетверо бумагу:

– Вот здесь, пожалуйста. Роспись и дата.

– А вот этого я точно делать не буду.

На этот раз Виль не смеялся, лицо его посуровело, в голосе появилась жесткая, почти угрожающая интонация: